Как выглядела Зельва в годы Великой Отечественной войны?

Ранее «Праца» опубликовала (повторно, впервые – в 2007 году) воспоминания коренного зельвенца Адама Иосифовича Данюка о том, как выглядела его малая родина до 1941 года. В этом номере читателя ждёт рассказ (точь-в-точь сценарий военного фильма) о том, как Великая Отечественная война ворвалась в Зельву и разрушила мирную жизнь местных жителей.

ВОЙНА ВОРВАЛАСЬ ОГНЁМ

Июнь 1941 года и все его подробности остались в моей памяти на всю оставшуюся жизнь. Помню, был воскресный день: дети гуляли на улице, на скамейках возле домов сидели женщины. Вдруг послышался гул самолётов – это была немецкая авиация, которая шла со стороны Долгополич. Эскадра закружилась над Бережками, снизилась на минимальную высоту и открыла огонь из пулемётов по аэродрому. Там в основном работали заключённые. К вечеру в больницу привезли 9 трупов – мужчин и женщину. Их поместили в морг (находился возле старой больницы). На второй день войны на Зельву налетели самолёты: взорвали шоссейный мост, сбросили бомбу на здание НКВД, которое размещалось в еврейском доме по ул. 17 Сентября. Помню, как из конюшни выбежали две белые обгоревшие лошади. Вторая бомба упала на жилой дом через улицу. Железнодорожный мост не трогали. По-видимому, немцы считали, что его будет целесообразнее сохранить – для молниеносного наступления и продвижения своих войск.

Началась паника. Зельвенцы уже пережили Первую мировую войну. Тогда многие, в том числе и мой отец, покидали «насиженные» места и беженцами эвакуировались на восток.

Советские войска, находящиеся здесь вместе с техникой, также направились на восток. Поскольку мосты на шоссейной дороге и напротив больницы были взорваны, отступать, кроме как по железнодорожному мосту, было некуда. Тяжёлая техника по шпалам моста не проходила. Танки пошли вброд. Некоторые застряли.

С железнодорожной станции на Слоним вышел эшелон, гружённый боеприпасами, но, не дойдя до моста, был обстрелян немецкими бомбардировщиками. В одно мгновение всё было охвачено пламенем: рвались снаряды, мины, гранаты. С приходом немцев каркасы сгоревших вагонов были сброшены в откос. Спустя десятилетия дети рылись на этих откосах, находили патроны. Побывали там и мои сыновья, внуки…

Ещё до высадки десанта, на другой день войны, загорелись лесозавод и суконная фабрика Бородицкого. Ходили слухи, что это дело рук механика – немца Липарта: мол, ночью он поджёг эти здания, а потом исчез.

Немцы обстреливали и бомбили. Кругом были пожары…

Многие жители собирали самое необходимое, запрягали лошадей и отправлялись в более тихие места. И мой отец пошёл за лошадью, которая паслась за речкой. Его долго не было. Мы с волнением ждали: закрадывались разные мысли. Оказалось, что кобыла, испугавшись стрельбы и грохота, сорвалась с привязи и забежала под Вороничи. Под утро отец привёл лошадь. Ещё до восхода мы собрались и выехали из Зельвы в направлении д. Горно. Дорога лежала через луг (ныне водохранилище). В пойме реки росли невысокие заросли лозы и ольхи. Немецкие самолёты, выискивая советские войска, так низко пролетели над кустами, что нам были видны лица пилотов. Нас не тронули. Так мы прибыли на хутор Янулевича (напротив Горно).

Военный склад с обмундированием в здании мельницы остался без охраны. Весть об этом быстро распространилась по всей округе. Некоторые граждане (не только местные, но и из близлежащих деревень), рискуя жизнью, проникали туда, чтобы взять сапоги, телогрейки, брюки, простыни и одеяла. И моя мать, вернувшаяся с хутора, принесла в дом (который в Зельве) не одну вязанку этого добра – спрятала в погреб и в подпечек. А к вечеру склад уже полыхал пламенем.

Так как немцы рассчитывали на молниеносную войну, то уже на третий день они высадили десант за речкой. Везде с правой стороны по руслу от д. Кошели до железнодорожного моста и водокачки окопались хорошо вооружённые десантники. У них были пушки и грузовые машины.

С хутора, где мы пребывали уже третий день, было видно, что горят мельница, костёл на горе, больница. Дымилась вся Зельва.

На хуторе мы просидели больше недели. Закончился хлеб, но мука и молоко были – варили затирку. Потом кто-то из прибывших сказал, что на дороге на Ружаны разбилась военная машина, гружённая сухарями. Мы, пацаны, побежали туда. Действительно, там был автомобиль. Но все сухари валялись на песке. Насобирав их, сошли с дороги. Вдруг засвистели пули – по нам открыли огонь. Мы легли. Никто не пострадал. Ползком добрались до хутора. Позже сухари вымочили в молоке. Несмотря на то, что на зубах трещал песок, ели с аппетитом.

Постепенно стрельба утихала. Люди начали вылезать из убежищ. Мы с друзьями побежали на луг. Смотрим, а за кустами трое солдат переодеваются в гражданскую одежду. Они бросили своё обмундирование и пошли в сторону д. Горно. Вскоре появились немцы.

Отец запряг лошадь и повез нас, троих детей, в Зельву. Очень переживали, жива ли мама. То, что мы видели по дороге, ужасало: дома стояли разрушенные, танки и машины – разбитые. Было много трупов. Отец, управляя телегой, старался не наехать на мёртвых.

Въехали в Зельву, а там руины. На их фоне выделялись крестьянские печи с торчащими к небу дымоходами. Стоял запах гари – всё ещё дымились недогоревшие головешки. Приехали с семьей на своё пожарище – ни кола, ни двора. Но мы были очень рады, что встретили мать.

Особенно страшной казалась улица 17 Сентября. Только в её конце от пуль погибло четверо наших соседей, в том числе брат моего отца. Ближе к речке лежали трупы солдат, а также лошадей и коров. На следующий день немцы заставили евреев всё закопать. Трупы военных хоронили отдельно в одной яме. На этом месте ставили кол и вешали на него каску. Трупы военных были и за рекой.

Фронт удалился на восток. Люди отходили от ужаса и шока. Привыкали к новой жизни.

В конце нашей улицы, на берегу реки, осталось много сгоревших машин и танков. Была и целая техника (пушки, пулемёты, самоходки). Посреди Зельвянки, чуть выше мельницы, в воде заглохли четыре танка, ещё один – на углу. Много техники осталось на откосах железной дороги за мостом. Помню, около одного мостка лежала перевёрнутая машина с медикаментами. Мы с мальчишками тогда набрали много упаковок бинтов и ваты, флакончиков с лекарствами, порошков и таблеток. В конце ул. 17 Сентября были прицепы и кузова, в которых – бочки с селёдкой и камсой, мешки с мукой и крупой, одежда и прочее добро. Повсюду встречалось брошенное оружие: снаряды, мины, гранаты, взрывчатка, патроны, винтовки.

Почти вся Зельва сгорела. По ул. 17 Сентября с одной стороны осталось 6 домов, с другой – 11 (из них 7 еврейских). Больница, школа и «горный» костел также были сожжены. Улицу Школьную, жильё на которой принадлежало евреям, фашисты спалили. Уцелели только 4 деревянных дома и 2 больших одноэтажных здания еврейской школы. На Советской (от ул. Пушкина) по левой стороне осталось 7 домов (3 – напротив загса и выше, 2 – ниже церкви, 1 (еврейский) (рядом с сегодняшним магазином ритуальных услуг. – Прим. «Праца»), 1 – напротив Дома культуры), по правой – 6 (Дом пионеров, нарсуд, старая почта (теперь уже бывшие) и крестьянские дома). На Почтовом переулке уцелели два жилища. Сохранилась церковь, но без купола. Комплекс Шухардта (ныне вся территория сквера) был в руинах. От Паркового переулка не осталось и следа. Улица Пушкина (Ружанская) тоже побывала в «объятии» пожара.

В её начале (на повороте к ул. Вокзальная) остались целыми дома №№2, 3, 4; от Советской и до конца (по обе стороны) осталось 14 домов, в том числе за автомагистралью. На ул. Булака (Фабричная) сгорели фабрика, лесопилка, пивоваренный цех, осталось 5 домов. На Октябрьской остались не тронутые огнём 7 домов.

ЛАГЕРЬ ВОЕННОПЛЕННЫХ

Осенью 1941 года фронт отдалился на восток, а на запад потянулись колонны военнопленных Красной Армии. Для них в Зельве фашисты наспех соорудили лагерь, который находился неподалёку от теперешнего шлюза водохранилища. Дощатые бараки обнесли колючей проволокой.

Помню, однажды с друзьями пасли коров недалеко от дороги. Видим, из леса медленно выходит колонна пленных. Их сопровождали фашистские охранники, вооружённые винтовками и автоматами. Измождённые, усталые и обессиленные, наши тяжело шли (кто в ботинках, кто в сапогах, кто босиком), опустив головы. Тяжело раненных бойцов поддерживали товарищи. Старших по званию определить было невозможно: погонов тогда не носили, а на петлицах ромбы и кубики отсутствовали. Мы отличали офицеров по стрижке, гимнастёрке, синих галифе и сапогах. Колонну погнали к лагерю, который усиленно охранялся в начале и в конце моста.

За проволокой стонали – просили воды. В зной пленные ползли к реке. Немцы с моста открывали по ним огонь. Были ли убитые в этом лагере, мне видеть не приходилось. Пленных держали по несколько дней, а то и недель – до прихода следующей колонны. Дальше их гнали на Волковыск. К зиме лагерь опустел. В скором времени от него ничего не осталось.

Продолжение следует…

Адам ДАНЮК
Фото из открытых источников